Для иностранцев, претендующих на проживание или работу в Дании, идет речь о враче или сборщике урожая, действует балльная система с обязательным получением языкового сертификата. Причем, сдавать экзамены можно по датскому, шведскому, норвежскому, английскому или немецкому языкам, выбрав один или несколько. То есть получающему разрешение на работу власти как бы говорят — «датский неважен». Но это не так.
Королевство Дания исторически — трансграничная территория (практически «пограничье» или «окраина») с населением скандинавского происхождения, среди малых групп — фарерцы, немцы, фризы. Сейчас в стране становится все больше иммигрантов, их уже около 7%. На датском говорят на всей территории страны, хотя небольшая часть населения, проживающего на границе с Германией, также говорит на немецком.
Многие датчане хорошо владеют английским и переходят на него, как только распознают в собеседнике иностранца. Казалось бы, и на этом уровне датский неважен. Но это снова не так.
Исследователи из Фонда Роквул, сравнив статистику по Дании, Швеции и Норвегии, установили, что Дания поощряет экономическую самостоятельность мигрантов без строгой привязки к владению именно датским языком. Но это, считают исследователи, работает только в краткосрочной перспективе. Более пристальное внимание других стран к образовательной работе с беженцами явно окупается в будущем, помогая им занять нишу на местных рынках труда.
В Дании обязательные языковые курсы для мигрантов сочетают с профессиональной подготовкой. Появилась тенденция переводить учителей иностранных языков из школ на рабочие места и адаптировать языковую программы к конкретным профессиям, уделяя особое внимание соответствующим словам и выражениям. При этом, как показывают исследования, в течение первых четырех лет пребывания в стране мигранты устраиваются на работу с очень низкими требованиями к знанию языка.
Как только мигрант нашел работу, у него меньше свободного времени, мотивации и шансов закончить языковые курсы. Влияет и этническое соседство: чем больше земляков рядом, тем меньше вероятность справиться с обучением. Ведь для жизни можно обойтись и родным языком.
Среди мигрантов, которые прибыли в Данию в 2004-2015 годы, 93% мужчин и 88% женщин посещали курсы датского языка.
Чаще всего с ними справлялись граждане Эритреи (66%), а реже всего иракцы — (35%), несмотря на тот факт, что в Дании уровень образования эритрейцев, как правило, намного ниже, чем у иракцев.
Пример хорошо иллюстрирует недостатки модели, которую в начале года обсуждали и в России — обучать трудовых мигрантов русскому языку уже после въезда и устройства на работу. Очевидно, что неподготовленный иностранец (иногда прибывающий в страну вообще без базовых знаний, в том числе языковых) мало того, что занят полный рабочий день, еще и все время проводит в среде соплеменников, укрепляя все признаки формирования диаспор во «французском» стиле.
Любопытно, что, когда речь заходит о глубокой интеграции в датское общество, о карьерных перспективах и о повседневной жизни в датской общине шкала ценностей переворачивается. Английские и французские экспаты заметили, что датчане не настаивают на безупречном знании языка своими европейскими и американскими коллегами, хотя знание датского на рынке труда котируется довольно высоко.
Иммигранты признают, что хороший датский — это возможность стать своим в кругу датчан, тогда как английский, язык международного общения, в этом мало помогает, оставаясь вспомогательным инструментом.
По мнению Ребекки Норман, главного редактора Scandinavia Standart, восемь лет прожившей в Дании, эта датская герметичность выливается в желание «защитить язык», а не открывать его для носителей второго (или третьего, и так далее) языка.
Вместо того, чтобы общаться с кем-то на полу-хорошем датском, датчане предпочитают говорить по-английски, оставляя датский только для тех, кто говорит на нем как на родном. «Это пример того, что если вы не можете правильно овладеть языком, то у вас его вообще не будет».
Дания — страна, которая пытается сохранить национальную идентичность при меняющейся демографии. Это не самый приятный процесс со множеством исключающих формулировок и действий, в том числе сохранения «датскости» и датского языка.
Для нас датская история крайне актуальна как пример зазеркалья. В идеале нормальное владение трудовыми мигрантами русским языком должно обеспечивать им доступ к тем или иным социальным лифтам РФ. Однако на деле сложилась полностью противоположная ситуация. Слабые разговорные навыки не только никак не препятствуют иностранцам пользоваться всеми благами, но и, создается ощущение, — поощряются на различных уровнях власти всевозможными любителями наживаться на темных массах. В итоге десятки или сотни тысяч мигрантов получают российские паспорта, не владея русским языком даже на базовом уровне.
Опыт Дании любопытен с точки зрения языкового протекционизма и возвышения национального языка над всеми остальными, создании имиджа «языка избранных», носители которого формируют отношение как нему как к элитарной ценности.
С одной стороны, русскому языку, одному из ключевых языков мира, такая герметичность противопоказана. С другой, этот вовсе не значит, что наш язык не нуждается в защите как в связи с культурой отмены, проявившейся гораздо раньше февраля 2022 года, так в связи с недопустимым падением его статуса среди российских элит.
